О задачах, которые стоят перед издателями современных молитвословов, рассказывает заместитель председателя Издательского Совета Русской Православной Церкви игумен Евфимий (Моисеев).
— Отец Евфимий, существует ли идеальный молитвослов?
— Очень хороший вопрос. В советскую эпоху, которую сейчас привыкли ругать, был издан молитвослов, который можно было бы назвать если не идеальным, то образцовым. Имею в виду молитвослов, который с большой тщательностью был разработан в Издательском отделе Московского Патриархата и впервые издан, если я не ошибаюсь, в 1970 году. Впоследствии он неоднократно переиздавался. Думаю, многие прихожане помнят это издание. Могу сказать, что это молитвослов, с которого начиналась и моя церковная жизнь, и я очень благодарен этой книге. Этот молитвослов закладывал правильные, прочные основы духовной жизни и церковного благочестия. Наряду собственно с молитвами в нем были объяснения, как нужно готовиться к причащению, как правильно налагать крестное знамение и совершать поклоны, был в конце и небольшой словарик малопонятных слов.
Без преувеличения можно сказать, что этот молитвослов задавал параметры церковного благочестия на годы вперед и должен восприниматься наряду с богослужебными изданиями как часть духовной традиции нашей Церкви. Его издание можно расценить как одно из достижений Издательского отдела.
В 1990-е и последующие годы ситуация с изданием молитвословов кардинально изменилась. Это связано с резким увеличением числа людей, принявших Крещение, начавших активно воцерковляться. А как известно, первая книга, которая оказывается в руках у тех, кто вступает на стезю церковной жизни, это молитвослов. Поэтому появилось большое количество изданий — к сожалению, разного качества и разного уровня.
— С какими проблемами Вы сталкиваетесь при рецензировании молитвословов?
— Основная проблема — это происхождение молитв. В том молитвослове, о котором мы только что упоминали, во всех случаях, где это возможно, указано имя автора молитв: преподобного Макария Великого, святителя Василия Великого, святителя Иоанна Златоуста и других святых. Принцип здесь достаточно простой: если молитва проверена церковным опытом, помогала людям в их духовных нуждах, то такая молитва может быть принята всей полнотой Церкви.
В последние годы наряду со всем известными молитвословиями появилось огромное количество молитв, предназначенных для чтения в самых разных обстоятельствах. Их авторство во многих случаях установить невозможно, а в некоторых случаях оно оказывается совершенно неожиданным.
Так, например, недавно было установлено, что авторство известной молитвы «Господи, не знаю, чего просить у Тебя, Ты Сам знаешь, что мне потребно…», традиционно приписываемой митрополиту Московскому Филарету, принадлежит известному католическому богослову Фенелону, а святитель Филарет лишь переложил ее на русский язык. Должно ли измениться наше отношение к этой молитве после установления данного факта? Очевидно, что нет — авторитет святителя Филарета в данном случае непререкаем. Но, к сожалению, далеко не каждая молитва освящена столь авторитетным именем.
Хотя право молиться своими словами и составлять свои молитвы есть у каждого верующего человека, далеко не каждый может выразить то или иное молитвенное устремление адекватно, с одной стороны, духовным нуждам других людей, а с другой — церковной традиции. Издатели в стремлении адаптировать молитвословы к современным ситуациям часто вставляют в них молитвы, скажем прямо, не очень понятного происхождения. К сожалению, далеко не всегда эти опыты такого духовного творчества оказываются удачными. Поэтому важно, чтобы каждая молитва прошла проверку церковной жизнью — это то, что на богословском языке называется принципом рецепции.
Нужна серьезная работа по систематизации молитвословий. Это практическая задача, но от того не менее важная. Есть такое направление в современной филологии — корпусная лингвистика, это создание корпуса и кодификация самых разных текстов. Думаю, нужно идти по этому пути — составлять корпус молитвословий, принятых в русской церковной традиции. Мы уже думали о том, чтобы создать отдельную рабочую группу, которая бы занималась данным вопросом. Было бы важно, на мой взгляд, чтобы этой проблемой озаботились и в наших духовных школах, и в богословских центрах.
— Во многих молитвословах содержатся рекомендации, каким святым в каких ситуациях и нуждах молиться. Как относиться к таким рекомендациям?
— Это отдельная богословская проблема, условно назовем ее «специализацией святых». Чем вызвана сложившаяся практика молитвенных обращений к тем или иным святым в конкретных случаях установить бывает довольно сложно, а в каких-то случаях попросту невозможно. Очевидно, нужно глубже исследовать причины возникновения подобных традиций, но сразу с большой степенью вероятности могу предположить: во многих случаях, думаю, нам ничего установить не удастся.
Почему считается, что от зубной боли нужно молиться священномученику Антипе Пергамскому, а для достижения семейного счастья святым мученикам Гурию, Самону и Авиву? Думаю, вряд ли кто сейчас способен дать вразумительный ответ на этот вопрос. Очевидно, что когда-то эти святые кому-то помогли именно в этих случаях, но означает ли это, например, что с этими же нуждами не следует обращаться за помощью к другим святым — например, к новомученикам и исповедникам Российским, которых прославлено было в последнее время великое множество и которые, казалось бы, должны бы быть гораздо ближе к нам? Почему ни один молитвослов не рекомендует для семейного счастья обращаться, например, к Царственным страстотерпцам? Такие вопросы невольно возникают при знакомстве со многими молитвословами.
Повторяю, это серьезная богословская и духовная проблема, она имеет прямое отношение к духовной жизни человека. Вот и получается, что занимаясь рецензированием молитвословов, мы должны принимать во внимание достаточно большой комплекс вопросов.
— А что можно сказать об «адресных» молитвословах, рассчитанных на какую-то конкретную аудиторию?
Несомненно, такие издания, как «Детский молитвослов», «Молитвослов воина», «Иерейский молитвослов» имеют полное право на существование, но важно во всем соблюдать меру. Каждому издателю важно, чтобы книга себя оправдывала с коммерческой точки зрения, так что определение или в данном случае выделение целевой аудитории — это обычный маркетинговый ход. Чем уже такая аудитория, тем легче ее проанализировать и тем проще спрогнозировать, как в этой аудитории будет востребована та или иная книга.
Но, приветствуя многообразие молитвословов, на мой взгляд, нельзя пускать их издание на самотек. Конечно, молитвослов — не богослужебная книга, но это очень важная книга, она является одним из основных носителей нашей духовной традиции, лежащей в основе народного благочестия. По молитвослову люди молятся утром и вечером, а многие и в течение дня. Так, например, чтение утренних и вечерних молитв, содержащихся практически во всех без исключения молитвословах, стало с определенного времени особенностью именно русской духовной традиции. Многие молитвословы содержат указания, как готовиться к причащению опять-таки в соответствии с установившейся в Русской Церкви практикой.
Так что безо всякого преувеличения можно сказать, что молитвослов — это самая читаемая православная книга. Как священник знаю, что большинство прихожан читают молитвословы чаще, чем Евангелие, — это одна из реалий нашей церковной жизни. Люди гораздо чаще каются на исповеди в том, что не читают вечерние и утренние молитвы, чем в том, что пренебрегают чтением Евангелия. Так что молитвословам нужно уделять не меньше внимания, чем богослужебным книгам, с которыми имеют дело в основном священнослужители, чтецы и певцы. Подавляющая часть прихожан никогда в жизни в руках не держала ни Минею, ни Октоих, ни Триодь, ни Часослов, а вот молитвословом пользуются практически все без исключения. Хотелось бы, чтобы этот факт осознали не только издатели. Думаю, что молитвословам нужно уделять особое внимание, в первую очередь, в контексте миссионерских и катехизических задач, стоящих сегодня перед нашей Церковью, поскольку проблема качественных, выверенных молитвословов затрагивает миллионы верующих. От того, по каким книжкам будут молиться наши прихожане, зависит очень многое в их духовной жизни.
— В большинстве наших молитвословов обязательно присутствуют акафисты. Можно утверждать, что на сегодняшний день чтение акафистов стало неотъемлемым элементом народного благочестия. Вопрос к Вам как к руководителю рабочей группы по акафистам: почему, на Ваш взгляд, в нашей традиции получила такое распространение любовь к акафистам?
— Действительно, если мы зададимся вопросом, какое богослужение у нас самое посещаемое, то будем недалеки от истины, если скажем, что наиболее охотно народ посещает богослужения, за которыми читается акафист, хотя, как известно, по уставу акафист читается только один раз в году — Великим постом на службе Субботы акафиста.
Наиболее вероятная, на мой взгляд, причина особой народной любви к акафистам заключается в том, что люди часто просто не понимают того, что поется и читается за богослужением. Причем речь идет не только о сложности церковнославянского языка, но и о качестве исполнения богослужебных текстов — ведь церковное чтение и пение требуют целого комплекса знаний и навыков. И это не только знание грамматики церковнославянского языка и нот. Нужно понимать ритм богослужения, обладать хорошей дикцией, поставленным голосом, верно выбирать интонацию. Этому всему нужно учиться. Если бы нам удалось поднять уровень исполнения богослужебных текстов, это было бы огромным шагом вперед на пути решения проблемы непонятности богослужения.
Ныне семинарии преобразованы в высшие учебные заведения, упор сделан на теоретические знания. Практически нигде не готовят псаломщиков, чтецов. В регентских школах, насколько я знаю, акцент делается главным образом на музыкальной стороне образования. Но нам нужно как-то сохранять свою богослужебную традицию, а она сохраняется всеми, кто принимает участие в богослужении, — не только священниками, но и чтецами, и певчими.
Что происходит при непонятном чтении? Люди сердцем молятся, но их ум остается без духовной пищи, столь необходимой для них. Возникает потребность компенсировать недопонимание. Отсюда, на мой взгляд, и любовь к акафистам, которые, как правило, людям гораздо более понятны и доступны, чем кафизмы, каноны, стихиры и другие богослужебные тексты. Односложные благочестивые фразы, иногда действительно красивые и содержательные, в иных случаях несколько пафосные, но, как правило, без сложной византийской риторики, без плетения словес. Неудивительно, что эти произведения сразу ложатся на сердце людям.
Как бы то ни было, наша рабочая группа сейчас буквально завалена акафистами. Одной иконе или одному святому часто существует по нескольку акафистов. Это, несомненно, феномен народного благочестия, к нему нужно относиться очень уважительно и в то же время необходимо этот феномен исследовать, поскольку он имеет отношение к миллионам наших верующих. В связи с этим хотел бы выразить надежду на то, что этим профессионально займутся студенты церковно-практических отделений наших духовных академий, ведь от позиции Церкви по этому вопросу будет зависеть очень многое, а позиция должна опираться на серьезные исследования. Повторюсь, нужно осмыслить, почему народ так полюбил акафисты — ни в коем случае не иронизировать по этому поводу, отнестись к этому крайне внимательно.
— Какие конкретные шаги необходимо предпринять, на Ваш взгляд, для решения вышеобозначенных проблем?
— Думаю, нам, в первую очередь, необходимо в комплексе осмыслить тот круг вопросов, который накопился за более чем тысячелетнюю историю бытия нашей Церкви. На мой взгляд, важно понять, что очень многие из этих вопросов, которые обсуждаются сегодня на разных уровнях — и общецерковном, и официальном, и частном — в том числе и те вопросы, о которых мы сегодня рассуждали, глубоко связаны между собой, соответственно и решать их нужно комплексно.
Недавно, насколько я знаю, обсуждался вопрос о создании в рамках деятельности Библейско-богословской комиссии института Библии — это очень актуальная задача. Ее еще четверть века назад сформулировал приснопамятный архимандрит Иннокений (Просвирнин) — к сожалению, тогда у него не хватило сил и, как бы сейчас сказали, ресурса ее реализовать. Конечно, Священное Писание — сердцевина нашей веры, но с практической точки зрения не менее важным является вопрос о языке богослужения, о молитвах, об акафистах, то есть те вопросы, которые имеют прямое отношение к духовной жизни народа, к народному благочестию.
Поэтому я считал бы крайне важным, чтобы наряду с созданием научного центра, который занялся бы новыми переводами и исследованием Священного Писания, был бы создан на базе Богослужебной комиссии и нашей Рабочей группы по кодификации акафистов и центр изучения духовной и богослужебной традиции нашей Церкви. А еще лучше было бы, чтобы это был единый общецерковный научный центр. Мне представляется, что наладить систематическую серьезную работу в формате комиссий и рабочих групп просто нереально. Об этом говорит достаточно низкая эффективность работы подобных структур, и дело здесь, поверьте, не в личностях.
Подобный центр должен работать на постоянной основе, поскольку проблем накопилось такое количество, что точечными усилиями их не решить. Нужно на общецерковном и серьезном научном уровне ставить эти проблемы и постепенно искать пути их решения. Только в этом случае мы можем надеяться на достижение результата.
Беседовала В. Курицина
Издательский Совет/Патриархия.ru