В этом году Православному Свято-Тихоновскому гуманитарному университету исполняется
20 лет. Пройден большой путь — от вечернего лектория до одного из
ведущих конфессиональных вузов России. Об истории и современном
состоянии университета, особенностях преподавания и обучения,
перспективных направлениях деятельности «Журналу Московской Патриархии» (№ 10, 2012) рассказал ректор ПСТГУ протоиерей Владимир Воробьев.
— Отец Владимир, расскажите, для чего задумывался университет, с чего началось его существование?
— Все инициаторы создания Богословского института (ныне университета) понимали, что Церкви нужны кадры, образованные люди, но никому из нас не приходило в голову, что мы можем решать такие глобальные задачи. Но в конце 1980-х годов, когда появилась свобода, множество людей с жадностью искало знаний о православной вере. Мы начали с коротких лекториев в кинотеатрах. Залы были переполнены, люди стояли в проходах — такая жажда была слышания слова о Боге. После этих первых циклов лекций ажиотаж только увеличился, и нам предложили организовать годовой лекторий в Центральном доме культуры железнодорожников, где был очень большой зал, большое фойе и могло поместиться множество людей. Мы читали там лекции каждую неделю, приглашали выступать священников, профессоров, старались ответить на основные вопросы христианской жизни, а также на злободневные вопросы, которые волновали людей. Прошло два годовых цикла, и наши слушатели обратились с просьбой организовать более систематическое образование. Тогда было решено создать Богословско-катехизаторские курсы. В это время во вновь созданном Союзе православных братств нам предложили выбрать какое-либо направление деятельности, и мы выбрали секцию образования. Наша инициативная группа состояла из священников — учеников отца Всеволода Шпиллера и близких к ним, был отец Глеб Каледа, человек уже пожилой, но по хиротонии он был старше нас не намного. Отец Глеб, принявший сан в советские годы тайно, не сразу смог легализоваться, поэтому поначалу ходил в пиджаке и выступал просто как профессор. Чтобы помочь отцу Глебу, мы решили выбрать его первым ректором курсов, где бы он смог себя зарекомендовать перед Святейшим Патриархом Алексием II. Отец Глеб очень энергично принялся за организацию курсов, самой сложной задачей было найти помещения: денег у нас не было, нужно было искать бесплатный вариант. Занятия начались неподалеку от Елоховского собора только в феврале 1991 года.
— Расскажите, как возникла идея преобразовать курсы в Богословский институт?
— Очень скоро стало ясно, что из всех секций Союза православных братств успешно развиваются только две: образовательная и, благодаря потоку гуманитарной помощи с Запада, секция благотворительности, поэтому председатель Союза игумен Иоанн (Экономцев) предложил Патриарху Алексию создать два новых Синодальных отдела: благотворительности и религиозного образования и катехизации. Возглавив последний отдел, отец Иоанн привлек отца Глеба, чей сан к тому времени уже был официально признан, заведовать учебным сектором. Отец Глеб, не имея сил совмещать два послушания, принял решение отказаться от должности ректора курсов. Тогда собрался наш небольшой ученый совет, выбрали меня ректором, и вскоре решили, что курсы надо преобразовывать в институт. К этому нас подтолкнули наши слушатели, которые, оканчивая наши курсы, хотели продолжить свое обучение. Тогда мы обратились к Святейшему Патриарху Алексию, получили его благословение и 12 марта 1992 года зарегистрировали Православный богословский институт, который чуть позже получил имя святителя Патриарха Тихона. В этом году нашему университету (наш институт в 2004 году получил статус университета) исполнилось двадцать лет. Конечно, если бы мы предполагали, во что все выльется, какие трудности нас ждут, то, наверное, не решились бы начинать это дело. Но все ступени развития нашего вуза вытекали из предыдущих шагов, и, сказав «а», пришлось говорить и «б».
— С какими трудностями пришлось столкнуться в первую очередь?
— Помимо вышеупомянутых материальных проблем (отсутствие помещений и денег) встал вопрос о лицензировании образовательной деятельности, что раньше нам и в голову не могло прийти, далее из года в год приходилось выстраивать отношения с Министерством образования, находить общий язык с государственными чиновниками, которые в основном хорошо к нам относились, но совершенно не понимали, как можно совместить православное образование с получением государственного диплома. Многие искренно хотели нам помочь, но, будучи воспитанными при советской власти, были убеждены в том, что светское образование, а тем более государственное может быть только атеистическим. Когда мы пришли в отдел лицензирования Министерства образования, его сотрудница встретила нас словами: «Наконец-то вы пришли! А то к нам идут все: представители разных религий, сектанты, и только нашей Русской Православной Церкви нет!» С ее помощью мы тогда быстро оформили необходимую лицензию.
— Были ли тогда лицензии у духовных семинарий?
— Поначалу у семинарий не было даже регистрации, потому что духовные школы при советской власти существовали только де-факто. Все привыкли жить по советским правилам и думали, что это продлится и дальше. Но процесс выхода Церкви из гетто был запущен, и Святейший Патриарх благословил лицензировать духовные школы в надежде, что в дальнейшем можно будет получить и государственную аккредитацию. Но министерство стало выдавать семинариям неполноценные лицензии, которые не давали права на последующую аккредитацию.
— А как получал государственную аккредитацию Свято-Тихоновский богословский институт?
— Для получения аккредитации нужно было преподавать по государственному образовательному стандарту. Своего стандарта у нас не было, но оказалось, что еще в 1992 году уже был утвержден государственный образовательный стандарт по теологии. Наша Церковь ничего об этом не знала, мы, когда открывали институт, тоже ничего об этом не знали. А когда поняли, что необходимо получать лицензию, узнали об имеющемся стандарте и стали выяснять, кто же это позаботился о введении теологии. Оказалось, что когда закрыли кафедры научного атеизма, которых было очень много (ведь научный атеизм преподавался в обязательном порядке во всех советских вузах), то без работы осталась целая армия преподавателей этих кафедр. Они сначала надеялись везде преподавать религиоведение и разработали атеистический стандарт по религиоведению. Но рабочих мест оказалось недостаточно, потому что учиться атеистическому религиоведению никто не стремился (все понимали, что преподавать будут те же самые «научные атеисты»). Тогда они решили, что более успешной будет теология, поскольку верующих людей у нас в стране много и атеизм всем надоел. Решили ввести в перечень образовательных дисциплин теологию, изменив в своем религиоведческом стандарте буквально две фразы и назвав его стандартом по теологии. Атеистическая теология — это полный абсурд, но такой атеистический теологический факультет открылся в Барнаульском университете и начал готовить теологов-атеистов. Мы и отделение Омского университета тоже решили воспользоваться этим стандартом для получения лицензии и аккредитации, хотя ни одного дня по нему, конечно, не преподавали, а пользовались своими учебными планами, которые разработали на основе программы духовных школ. В то время в Министерстве образования понимали, что их стандарты никуда не годятся, и не проверяли строго, соответствует ли реальный учебный процесс стандартам или нет, так что в итоге наш институт сумел получить уже в те годы государственную аккредитацию. Но прошло несколько лет, и было принято решение составлять для всех дисциплин стандарты второго поколения. Тогда мы обратились в министерство с предложением составить православный образовательный стандарт второго поколения для теологии, на что получили разрешение. Но нам сразу поставили жесткое условие, что стандарт не может быть только православным, Россия — многоконфессиональное государство, поэтому стандарт должен быть один для всех. Спрашиваю: «Каким образом один стандарт по теологии может быть для всех религий: для православных, протестантов, мусульман, иудеев, буддистов?!» На это мне просто ответили: «Нас это не касается».
Сначала показалось, что задача неразрешимая, но потом пришла идея сделать поликонфессиональный стандарт, который будет похож на куст, у которого один корень и разные ветви. В этот корень входят предметы, общие для всех стандартов: история России, иностранный язык, физкультура, даже история религий и сектоведение могут быть общими. А затем идут конфессиональные блоки, которые представители каждой религии делают для себя сами, но по одному шаблону. Шаблон мы разработали и написали стандарт для православной теологии. Этот стандарт был утвержден просто чудом, потому что против него развернулась ожесточенная борьба. Ведь, по сути, стоял вопрос, может ли быть светское образование религиозным или оно по определению — атеистическое, отделена Церковь от государства глухой стеной или возможно какое-то сотрудничество? Этот вопрос очень важен как для Церкви, так и для государства. Мы боролись за то, что такое сотрудничество возможно, а адепты советского подхода утверждали, что светское государство должно быть атеистическим и никакое сотрудничество с религиозными организациями недопустимо. Проводили конференции, старались вести конструктивный диалог в прессе, разъяснять нашу позицию, и в итоге удалось добиться утверждения поликонфессионального стандарта. И тогда произошел «взрыв»: стали одна за другой открываться кафедры теологии, причем в первую очередь в государственных университетах, и сейчас действует более пятидесяти таких кафедр. Из них примерно семь кафедр — мусульманские, около сорока пяти — православные, буддисты кафедр не открывали, иудеи открыли вначале, но затем закрыли, потому что у них и так есть государственный университет с бюджетным финансированием.
— Если говорить о студентах, на кого был ориентирован Богословский институт 20 лет назад, в первые годы своего существования?
— Это были «вечерники» — люди чаще всего с высшим образованием, с определенным жизненным опытом, с профессией, которые хотели теперь получить богословское образование. Из них потом вышло очень много хороших священников. Кроме того, из этого поколения вышло много талантливых преподавателей нашего университета. Сначала вместе с богословским открылись факультеты церковных художеств, церковного пения, миссионерский, готовящие специалистов, которых в те годы в Церкви катастрофически не хватало.
— Расскажите, почему помимо непосредственной подготовки кадров для Церкви институт стал готовить студентов по гуманитарным специальностям?
— Со временем поток взрослых людей, которые поступали на вечернее отделение богословского факультета, сократился, но к нам стали стремиться выпускники школ. Из них далеко не все шли с намерением стать священниками, но было много таких, которые хотели получить именно православное образование по гуманитарной специальности. С самого начала существования института было ясно, что нужно готовить не только клириков, но и преподавателей и ученых, которые будут заниматься гуманитарной наукой на базе православного мировоззрения. В советское время вся гуманитарная наука была лишена своих религиозных и культурных корней и «пересажена» на атеистическую почву, что, конечно, искалечило ее. Можно ли историю России изучать без истории Русской Православной Церкви? Или быть филологом, ничего не зная о библеистике? Ведь язык и культура всех европейских народов, в том числе и России, неразрывно связаны с христианскими корнями. Был создан педагогический факультет, на котором были отделения истории и филологии. Теперь на базе того факультета выросли три самостоятельных: педагогический, исторический и филологический. Потом у нас появился социологический факультет, на котором есть отделение экономики.
— Однако с недавних пор помимо гуманитарных направлений появился факультет прикладной математики и информатики. Почему такой факультет стал необходим православному университету?
— С самого начала существования нашего университета был организован отдел новейшей истории Русской Православной Церкви, при котором создавалась компьютерная база данных «За Христа пострадавшие». Эта база содержит уникальные материалы о 34 тысячах православных людей, пострадавших в годы советских гонений, и, можно сказать, необходима для написания истории нашей Церкви в XX веке. Работа с базой данных привела к созданию кафедры информатики, из которой со временем вырос полноценный факультет, оказавшийся востребованным. На нем собраны сильные преподаватели, факультет развивается и помогает другим факультетам в развитии собственных проектов. Для примера можно указать на базу данных «Памятники восточнохристианского искусства», над которой трудятся на факультете церковных художеств.
— В чем основное отличие образования в Богословском институте в первые годы его существования и в Православном университете наших дней?
— Вначале мы исходили из учебных планов духовных школ. Теперь, наоборот, мы помогаем духовным школам перейти на реализацию государственного стандарта по теологии, для того чтобы их выпускники тоже имели возможность получить дипломы государственного образца. При этом необходимо сохранить важнейшую составляющую, которая, собственно, и является «духовным образованием», — пастырскую подготовку. У себя мы тоже снова создали Богословский институт, ПСТБИ, который дает дополнительную пастырскую подготовку студентам богословского факультета. Если вначале мы принимали на богословский факультет мужчин, не имеющих канонических препятствий к рукоположению, то есть только тех, кто будет затем рукополагаться в священный сан, то теперь мы принимаем на богословский факультет и мужчин и женщин, причем никаких особых требований к мужчинам не предъявляем, но, если у них есть желание служить в священном сане, они должны поступить и в ПСТБИ и получить там диплом духовной школы. ПСТБИ можно рассматривать как пастырскую магистратуру и богословскую аспирантуру. В итоге тем выпускникам богословского факультета, которые намерены принять священный сан, мы выдаем два диплома: диплом теолога ПСТГУ и диплом духовной школы ПСТБИ, которые в сумме позволяют претендовать на рукоположение. Конечно, очень развились и другие факультеты, им тоже пришлось искать легитимные формы соединения профессионального и богословского образования.
— Помимо полного высшего образования в университете развивалось дополнительное образование. Какие цели были достигнуты на этом поприще?
— Сначала мы создали заочное отделение и так называемые пункты дистанционного обучения, по существу заочное обучение, при котором зачетные и экзаменационные сессии проводились на местах нашими приезжающими преподавателями. Условно мы называли их филиалами. Сначала Министерство образования вполне положительно воспринимало нашу инициативу. Таких филиалов у нас было 18, прежде всего по окраинам России: на Камчатке, в Архангельске, в Казахстане и других странах ближнего зарубежья. Учились там те, кто не имел возможности регулярно приезжать в Москву. Время тогда было нищее, и доехать до Москвы было для многих «не по карману». Благодаря этим филиалам удалось в те годы, когда вдали от столиц не было никаких православных кадров, подготовить на местах преподавательский и административный состав. Среди выпускников наших филиалов не только священники, но и очень много работников различных епархиальных отделов, преподавателей местных семинарий и духовных училищ, кафедр теологии в государственных вузах. Таким образом, филиалы кардинально помогали в решении самых неотложных кадровых задач того времени, но Министерство образования лет через десять потребовало закрыть филиалы. Но к этому времени мы уже открыли факультет дополнительного образования. Он тоже оказался очень востребованным. Туда стали поступать люди с высшим образованием, чтобы получить второе высшее или дополнительное к высшему образованию, там есть учебные программы различного объема, по итогам которых выдаются дипломы различной квалификации.
— После закрытия филиалов осталась ли какая-нибудь возможность получить образование людям, которым по-прежнему нелегко приезжать в Москву?
— На факультете дополнительного образования для этой цели было открыто интернет-образование, которое дает новые возможности. Не только студент во время занятия может находиться в любом уголке земного шара, но и преподаватель необязательно должен сидеть в Москве. Такое образование оказалось очень эффективным: студент, если работает напряженно, то может окончить университет даже быстрее, чем на очном отделении. Система очень прогрессивная, но требует большого труда от преподавателя, который должен постоянно проверять работы, посылать задания, иногда ежедневно общаться со студентом, это — индивидуальные занятия. Тем не менее эта форма образования активно развивается и на ней у нас учатся студенты с разных концов мира.
— Какие из достижений университета последнего времени Вы можете выделить?
— По благословению Святейшего Патриарха Кирилла открылось отделение социальной работы на миссионерском факультете, которое активно развивается и должно восполнить недостаток профессиональных социальных работников на приходах нашей Церкви. Также по Патриаршему благословению мы уже пятый год проводим Всероссийскую олимпиаду по Основам православной культуры, которая с каждым годом охватывает все большее количество школьников. В минувшем году в ней приняли участие примерно 140 000 школьников из 81 региона России. За проведение олимпиады мы получаем благодарности не только от школьников и их родителей, но и от преподавателей, которые пользуются олимпиадными методическими материалами для проведения уроков ОРКСЭ (Основы религиозной культуры и светской этики). Олимпиада прежде всего помогает в просвещении школьников, но также позволяет отобрать способных ребят и, поскольку ее статус признан Министерством образования, дает им льготы при поступлении.
К числу достижений следует отнести защиты хороших докторских работ нашими преподавателями, издание достаточно большого количества (около 1000 наименований) новых книг, учебников и учебных пособий, написанных в университете, хорошие результаты по ряду зарубежных и отечественных рейтингов, получение в этом году сравнительно большого (для негосударственных вузов) количества бюджетных мест для наших студентов, периодический научный ВАКовский журнал — Вестник ПСТГУ (публикации в четырех его сериях учитываются при защите кандидатских и докторских диссертаций, утверждаемых ВАКом), диссертационный совет по истории и философии, который может присуждать научные степени, утверждаемые ВАКом. К этому можно добавить еще целый ряд проектов, осуществляемых университетом, например образование для инвалидов и сирот.
— Год назад отмечался 15-летний юбилей первой миссионерской поездки Православного университета. Какую роль миссионерская деятельность занимает в жизни ПСТГУ все эти годы?
— Когда мы со студентами поехали в первую миссионерскую поездку в Якутию в 1996 году, то обнаружили в отдаленных городках и поселках как приходские общины, члены которых до нашего приезда никогда не видели священников, так и опередивших православных миссионеров американских сектантов. Духовенства на местах катастрофически не хватало. В наш первый приезд на территории Якутской епархии (площадью в пять Франций) несли служение один епископ и один священник, поэтому мы ездили туда еще примерно десять раз, пока постепенно стали появляться священники и открываться храмы. Мы поняли, что такие поездки нужны, и стали посещать отдаленные уголки России, много поездок было на европейский север — в Архангельскую область, в Пермский край. Всего на данный момент наши преподаватели и студенты совершили около ста поездок. Везде совершаются крещения, Божественная литургия, проводятся занятия. Оказалось, что такая миссионерская практика очень востребована и одновременно очень полезна для наших студентов. В миссионерской поездке студент понимает смысл своего образования, понимает, что его знания нужны. Миссионерская практика показывает студенту, над чем ему надо работать, чтобы его проповедь была успешной, когда он станет священником.
— Отец Владимир, теперь, через 20 лет, что кажется Вам главным смыслом открытия и деятельности Свято-Тихоновского университета?
— Прежде всего то, что православное богословие вошло в образовательное и научное пространство России, а духовное образование вышло из гетто, в котором оно было заключено в годы советской власти, то есть ленинский декрет об отделении школы от Церкви на легитимном уровне и в жизни (в значительной мере) преодолен.
Нам удалось на уровне государственных архивов исследовать историю Русской Церкви в XX веке, содействовать восстановлению правды, прославлению Собора новомучеников и исповедников Российских и соединению с Русской Зарубежной Церковью.
Главный результат — наши выпускники: богословски образованные священники, епископы, даже митрополиты, сотрудники государственной администрации, сотрудники СМИ, большое количество преподавателей, ученые — в их лице Церковь пришла в жизнь народа и общества. Мне кажется, что наш университет всем этим вложил свою лепту в тот поразительный процесс, который теперь называется возрождением Русской Православной Церкви.
Беседовал С. Колотвин
«Церковный вестник»/Патриархия.ru