Святитель Тихон — патриарх смутного времени

08.04.2021

Прозвище «патриарх» прилепилось к Василию Беллавину еще в духовной академии. Почему? Сказать сложно. «Во все время академического курса он был светским и ничем особенным не проявлял своих монашеских наклонностей», — писал один из сокурсников будущего патриарха. Прозвище оказалось пророческим, хотя вряд ли кто-то из академистов, сокурсников Беллавина, всерьез об этом думал — Патриаршество на Руси было упразднено при Петре Первом.

«В речах Христа нет ни красивых слов, ни благозвучия, ни блеска ораторского, ни громких фраз, ни всей мишуры, которою украшается иногда человеческое слово, чтобы прикрыть свою слабость», — писал молодой Василий Беллавин в сочинении «О лице Господа Иисуса Христа», которое было опубликовано журналом «Странник» в 1890 году.

В нем самом тоже не было блеска и мишуры (не было даже представительной внешности, и иконописцам конца ХХ века пришлось поломать голову над тем, как изобразить на иконах «неканоничные черты» — кустистые брови и нос «картошкой»), но не было и слабости, которую приходилось маскировать. Не случайно в 1917 году именно Василий Беллавин, прозванный «самым добрым» архиереем Русской Церкви, стал ее патриархом.

Как выбор этой кандидатуры повлиял на судьбу верующих в России в период гонений? Каким человеком был святитель Тихон, рассказывает иерей Димитрий Сафонов, кандидат исторических наук, кандидат богословия. Его книга «Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея России, и его время» выдержала уже два издания.

«Я хотел показать патриарха Тихона как человека, а не как икону»

— Отец Димитрий, вы много лет исследуете жизнь патриарха Тихона. Сложились ли у вас с ним «личные отношения»?

— Я чувствую присутствие патриарха Тихона и в своей жизни, и в жизни других людей, которые любят и почитают его. Сам я всегда молился ему, назвал в его честь своего первенца. Патриарх Тихон очень отзывчив на молитву.

Источниковедческая школа Историко-архивного института, к которой я принадлежу, восходит к выдающемуся ученому начала ХХ века Александру Сергеевичу Лаппо-Данилевскому. Он писал, что нужно увидеть человека прошлого, услышать его собственный голос и вести с ним диалог, как с живым человеком.

Используя этот подход в своей книге «Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея России, и его время», я старался показать патриарха Тихона именно как личность, а не как икону или персонажа далеких от нас событий.

— Святитель Тихон закончил семинарию в 1884 году, а монашество принял только в 1891. Монашество не было его изначальной мечтой?

— У Василия Беллавина была невеста — дочь священника, тоже Псковской епархии. Когда он уехал учиться в Санкт-Петербургскую академию, Мария осталась его ждать. А вернувшись, он узнал, что она вышла замуж и уже родила ребенка. Он ни в чем ее не упрекал, спросил только: «Ты счастлива?» Она ответила: «Я счастлива».

И через некоторое время он принял монашество. Это монашество было, конечно, не от несчастной любви, а по выбору — он увидел в произошедшем промысл Божий.

— Каков был патриарх Тихон как человек? Не по долженствованию, а по сердцу? Какой это был характер?

— В издательстве ПСТГУ недавно вышел двухтомник, «Современники о патриархе Тихоне», составленный М.Е. Губониным. Оттуда можно узнать, что еще в семинарии одноклассники отмечали его кроткий, совершенно беззлобный характер. Патриарх Тихон был очень искренним, любил людей, умел расположить к себе.

Святейший всегда очень тепло общался с духовенством. Это проявилось в ранние годы его архиерейского служения сначала в Америке (1898-1907) и потом в Ярославле (1907-1913) и Литве (1914-1917) — он каждого священника старался узнать лично, пообщаться, каждого утешить и даже материально помочь.  А еще у святителя было отличное чувство юмора.

Из воспоминаний современников:

12 июля 1919 года состоялось покушение на патриарха: женщина в толпе ударила его ножом в бок. Патриарха спас кожаный ремень, смягчивший удар.

«С каким добродушным юмором рассказывал он в своих лаврских покоях после Литургии о приключившемся с ним. А как красочно, добродушно Святейший описывал всю сцену покушения, когда испуганное духовенство бросилось к экипажу раненного патриарха, как протоиерей храма (если память не изменяет, Хотовицын) поднял над головой окровавленный нож и театрально воскликнул: «Православные, патриарх ранен!», — «Я, — добавил Святейший, — очень испугался, подумал: "Не дай Бог, толпа подумает, что это батюшка пырнул меня ножом и, не дай Бог, его исколотят!" Вот пример того мужества, которое не покидало Патриарха, которое на всю жизнь запало в мое сердце». Протоиерей Дмитрий Хвостов. (Цит. по книге «Современники о патриархе Тихоне»)

Когда патриарх Тихон находился в заключении в Донском монастыре, его охраняли красноармейцы, и среди них комсомолка Мария Вешнева. Она, неверующая, враждебно настроенная лично к патриарху, к концу пребывания рядом с ним говорила так: «Умом я понимаю, что он враг и, очевидно, очень опасный. А общаясь с ним, ничего вражеского не чувствую. Он обращается с нами идеально. Всегда внимателен, ласков, ровен. Я не видела его раздраженным или капризным».

Он подарил комсомолке на память вышитую салфетку, сказав: «Это память о днях в Донском». Она ничего особого для него не делала — просто не зверствовала, не обижала его, но действовала по инструкции, а он ее поздравлял с Рождеством, с Пасхой, дарил какие-то гостинцы и сам излучал добро и любовь.

Поэтому, конечно, сегодня образ святителя Тихона очень важен. Не только как Предстоятеля Церкви, который выстоял, несмотря на гонения и притеснения со стороны властей, но и как отца православного народа, каким он был для своих современников.

Слово «патриарх» ведь так и переводится — «отец отцов». Когда монархия закончилась, он стал главой народа не только в духовном, но и в этническом смысле.

Самый добрый

— В 1917 году были три основных кандидата на Патриаршество — митрополит Антоний (Храповицкий), митрополит Арсений (Стадницкий) и митрополит Тихон. В народе их называли «самый умный», «самый строгий» и «самый добрый». Почему за будущим патриархом Тихоном закрепилось определение «добрый»?

— Думаю, что добрый — не значит неумный и нестрогий, просто выделялось самое очевидное качество. Митрополит Антоний (Храповицкий) был смелым богословом, полемистом, пылко отстаивающим свои взгляды на будущее Русской Церкви; митрополит Арсений (Стадницкий), действительно, имел репутацию строгого архиерея-академиста. Оба были достойнейшие иерархи нашей Церкви.

Но жребий пал на святителя Тихона — и в этом можно видеть промысл Божий. Воинственность митрополита Антония (Храповицкого), в отношении советской власти просто яростная, могла привести к еще большим жертвам среди христиан, возможно, просто неоправданным.

Сдержанный по натуре патриарх Тихон умел видеть и во врагах народ Божий, и в коммунисте — человека, часто обманутого, запутанного, опьяненного, но любимого Богом. А еще патриарх Тихон умел видеть реальность. В советской власти, особенно когда стало ясно, что она не на месяц, а надолго, патриарх Тихон увидел исполнение мысли апостола Павла: «Нет власти не от Бога».

Американский келейник

— Были ли у святителя Тихона, еще до архиерейства, близкие люди, друзья, которым он полностью доверял?

— Он ведь был монах, поэтому о дружбе говорить трудно. Известно, что он очень тепло относился к своей матери. Еще у него был келейник Яков Полозов, который почти двадцать лет (с 1902 по 1921 годы) находился рядом. Они познакомились в Америке, куда Полозов приехал на заработки, и потом Полозов последовал за владыкой Тихоном в Россию.

Этот человек был ему очень близок, в письмах он называл его «мой Иаков». Когда Яков Анисимович женился, патриарх стал крестным его ребенка.

Большевики пытались даже распространять слух, что Яков Анисимович — незаконнорожденный сын патриарха. Правда, слуху этому вряд ли кто-то верил, так как была очевидна его абсурдность (патриарх был старше келейника всего на 14 лет).

Большевики уже с 1921 года начали угрожать Якову Полозову, чтобы оказать давление на патриарха. В 1921 и в 1922 году Полозова арестовывали.

Из воспоминаний современников:

«Все мне сюрпризы подносят, — сокрушался патриарх. — Взяли моего Якова Анисимовича, чего им нужно? Пусть меня берут, а не его. <…> Я буду писать Калинину, что Полозову предъявили вину, хотя он совершенно невиновен, об этом и за границей будут знать, и конференция этого не одобрит…  все-таки я буду хлопотать за Якова Анисимовича». (Цит. по книге «Современники о патриархе Тихоне»)

Предположительно, эта запись сделана со слов архиепископа Евдокима (Мещерского), сотрудничавшего с ГПУ. Дело в том, что архиепископ Евдоким сменил святителя Тихона в качестве управляющего Северо-Американской епархией после его отъезда из США и должен был знать Якова Полозова, который служил патриарху еще в США.

А в декабре 1924 года была предпринята целая инсценировка: неизвестные ворвались в дом на территории Донского монастыря, где жил патриарх, якобы с целью ограбления (хотя грабить было нечего, а помещение внутри и снаружи охранялось чекистами), и когда Яков Анисимович вышел на шум, на глазах у патриарха Тихона ему выстрелили в грудь. Так он умер на руках у святителя.

После этого патриарх оказался в больнице с кардиологическими проблемами. Понадобилось длительное лечение, чтобы он вновь смог служить. Только в марте 1925 года, в начале поста, патриарх Тихона стал выезжать на первые службы. Но здесь вмешивается «некто в сером» — начальник VI управления ОГПУ Евгений Тучков, который пытается заставить патриарха подписать «Декларацию о лояльности», как ее называли большевики.

По сути, это тот документ, который в 1927 году подписал митрополит Сергий (Страгородский), но патриарх Тихон, несмотря на все давление, подписать отказался.

Из воспоминаний современников:

Монахиня Анфия, старшая сестра подворья Серафимо-Дивеевского монастыря в Москве, рассказывала, что в начале 1921 года еще молодой, недавно хиротонисанный епископ Варнава (Беляев) с двумя келейниками поселился у них на подворье. Вскоре один из келейников, по словам епископа Варнавы, «обмер», и владыка Варнава предложил отнести его на Троицкое подворье, где находился патриарх Тихон, «на исцеление».

«Святейший подходит тогда к носилкам, — рассказывает монахиня Анфия, — благословил этого-то, на носилках, под простыней, — широким крестом… Потом посмотрел на эту на простыню так пронзительно… и вдруг как воскликнет сердитым голосом: — Именем Господа нашего Иисуса Христа тебе говорю: встань!.. Куда тут простыня полетела! Куда — носилки!.. Обмерший этот как вскочит, чисто ошпаренный, — да в дверь: бежать… А Святейший-то ему еще вслед: — Иди, да впредь — не согрешай!.. А его и след простыл.

А уж что тут с нами было — и рассказать нет моей возможности. Одного страху сколько натерпелись Господу Богу известно! Как овцы, жмемся к стенке, друг дружку передавили, а сами трясемся: сил наших нет никаких. А Святейший повернулся к двери, да и пошел себе… А я только и успела шепнуть нашим монахиням: "Бегите сестры, бегите, милые!" — они врассыпную так и дунули по лестнице… Вот оно дело-то какое вышло. И сейчас — как вспомню — руки-ноги трясутся… Знамо!»

Разъясняя вышеизложенное, мать Анфия утверждает, что, хотя для нее лично, во всем этом случае и много загадочного и необъяснимого, но несомненно, по ее убеждению, и то, что «камедь эта» была состряпана с целью «подорвать Святейшего» начинавшими тогда поднимать голову церковными оппозиционерами или, может быть, даже и — безбожниками. Но: вышло не по-ихнему! Понять трудно: дело темное… Одновременно со всей категоричностью она утверждает, что «обмерший» келейник действительно был «как доска» — совершенно окаменевший. Она его трогала собственными руками и говорит, что ни руки, ни ноги у него не гнулись, когда они перекладывали его с постели на носилки. Был ли то чудесный случай или провокация, очевидно одно — патриарх Тихон не растерялся! (Цит. по книге «Современники о патриархе Тихоне»)

«Пусть имя мое погибнет в истории»

— Как во времена гонений на Церковь проявились личные качества патриарха? Что далось ему труднее всего в эти годы?

— Мне кажется, труднее всего патриарху давался поиск правильного решения. Ведь в подобной ситуации Русская Церковь оказалась впервые. Веками жившая под «заботой» обер-прокурора и царя, фактически не имевшая опыта самостоятельности, Церковь с февраля 1917 года получает статус свободной, а уже через 9 месяцев превращается в гонимую. Вряд ли перед кем из Предстоятелей Церкви когда-либо стояли задачи такой степени сложности и драматичности.

Патриарха Тихона советская власть пыталась взять измором с двух сторон: постоянным шантажом, когда грозила расстрелом московских священников, арестованных по делу об изъятии церковных ценностей (сам патриарх угроз и компрометаций не боялся, говорил: «Пусть имя мое погибнет в истории, лишь бы Церкви была польза»). С другой стороны — требованиями подписать порочащие Церковь обращения.

Все эти стратегические операции разрабатывались, конечно, уже совсем не сравнительно молодым и малообразованным Евгением Тучковым, а людьми уже пожившими, с образованием, «с большим революционным опытом», как тогда говорили, — Лев Троцкий и другие.

И патриарх Тихон, не имея общецерковного и личного опыта, на который можно было бы опереться в решении этих новых вопросов, всецело мог положиться только на Бога, ночами молясь, чтобы не принять ошибочное решение.

Он умел читать Божии знаки, то, что Господь ему посылал. Не всегда это открывалось сразу. Так же, как Христос молился: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты», — так молился и патриарх Тихон.

При этом видом исихаста никого не поражал, его действия, манеры часто воспринимались критически, в том числе в Церкви. «Все хи-хи, ха-ха и гладит кота», — описывал свою встречу с патриархом архиепископ Феодор (Поздеевский).

Но всегда бесхитростный патриарх оказывается впереди церковных мудрецов. Ни одна из спецопераций большевиков, пока он был патриархом Русской Церкви, не осуществилась — собственно, это и стало причиной преждевременной кончины патриарха Тихона 7 апреля 1925 года.

«Нет, я не могу»

— Сегодня можно услышать упреки патриарху Тихону в том, что он первый подписал компромиссный документ об отношениях Церкви и советской власти, тем самым открывая дорогу «Декларации» 1927 года митр. Сергия (Страгородского) и последующей церковной «соглашательской» политике. Каковы аргументы за и против авторства этого первого документа? Насколько этот документ соответствует характеру, личности патриарха?

— Действительно, уже после смерти патриарха Тихона, 15 апреля 1925 года в газете «Известия» был опубликован текст, который получил название «Завещательное послание». На эту тему есть мое источниковедческое исследование.

В нем я сопоставил сохранившиеся в следственном деле патриарха Тихона варианты «Завещательного послания» и опубликованную в 1927 году «Декларацию» митрополита Сергия (Страгородского). И пришел к выводу, что лежащий в основе «Декларации» текст был предложен патриарху Тихону еще в марте 1925 года.

Написан он, конечно, ЧК: где вы видели в церковном языке термин «декларация»? Это чисто советская фразеология. И сам текст, переданный позже на подпись митрополиту Сергию и им подписанный, состоит из совершенно нецерковных фразеологизмов.

Версию написания «Декларации» 1927 года в ЧК сегодня поддерживают главные церковные специалисты отдела новейшей истории Русской Православной Церкви Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.

Патриарх Тихон был категорически против подписания этого текста. Его ближайший помощник митрополит Петр (Полянский) тогда считал, что подписывать надо (позже он изменит точку зрения и на компромисс с властью не пойдет), каждый раз приходил в больницу к патриарху и убеждал его.

Врач больницы — это была частная клиника на Остоженке — вспоминала, что слышала из-за двери палаты только голос патриарха: «Нет, я не могу, я не могу». После визитов митрополита Петра патриарху каждый раз становилось плохо. Ему предлагались варианты — один, второй, третий, текст смягчался, но патриарх отказывался подписывать любую его редакцию.

И когда Святейший умер, опубликовали последний из вариантов, который ему приносили и который он, как и все предыдущие, не подписал. К тексту приложили факсимиле ранней подписи патриарха — в 1925 году его почерк был уже совсем другим. А в 1927 году самый первый вариант этого текста, наиболее просоветский, предложили подписать митрополиту Сергию, и он согласился.

Сегодня лишь незнание современных материалов исследования этого вопроса позволяет говорить о подлинном авторстве «Завещательного послания».

Еще при жизни патриарха задачей власти была дискредитация и компрометация патриарха, пользовавшегося огромным авторитетом в народе. От его имени публиковались заявления и интервью, которые он не мог опровергнуть, но лишь в своем окружении говорил: «В это не верьте, я этого не говорил, это неправда».

По «сарафанному радио» эти слова распространялись по всей Москве, и люди уже не воспринимали газетные публикации от имени патриарха. Неслучайно никто из современников не поверил в подлинность «Завещательного послания» — ни москвичи, ни за границей.

Только потом поколение церковных историков, выросшее уже после войны и не знавшее реалий 20-х годов, стало воспринимать авторство патриарха Тихона под этим документом как некую данность.

7 апреля 1925 года патриарха Тихона не стало. Ему было всего 60 лет — это был самый молодой патриарх в нашей новейшей истории.

На исходе праздника Благовещения, в 23 часа 45 минут он преставился ко Господу как мученик. Не только потому, что есть косвенные свидетельства неестественности его кончины — в любом случае, он был уже тяжело больным человеком. Сорок с лишним дней находился во внутренней тюрьме Лубянки, а после была тяжелая в нравственном и физическом плане изоляция в Донском монастыре.

Власть была вынуждена как-то избавиться от несговорчивого патриарха. Еще в 1923 году его хотели судить и расстрелять, но чекистская агентура докладывала, что народ против, будет социальный взрыв. Этого большевики опасались.

Из воспоминаний современников:

«Настоятель московского храма Илии Пророка в Обыденском переулке о. Александр Толгский (†1962) сообщал следующее: «После признаний, сделанных мне во время исповеди одной из врачей больницы Бакунина, у меня нет ни малейших сомнений в том, что патриарх Тихон был отравлен». По свидетельству епископа Максима (Жижиленко), который во время нахождения патриарха в больнице, будучи доктором, общался со святителем, он был "несомненно отравлен"». (Цит. по книге «Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея России, и его время»)

При этом владельцы клиники Бакунины были уверены в естественности смерти патриарха.

А смерть патриарха советской власти была на руку. Никакое давление, никакая компрометация не действовали, обновленчество к 1925 году полностью провалилось, у Церкви еще оставался шанс на несергианскую политику.

Мария Хорькова

Милосердие.ru/Патриархия.ru