13:19 Епископ Иринарх - Интервью журналу "Покров" |
МИЛОСТЬ К ПАДШИМ В марте этого года решением Священного Синода был образован Синодальный отдел Московского Патриархата по тюремному служению. Одной из первых его задач является обобщение имеющегося опыта работы Церкви в местах заключений, создание определенной образовательной системы, которая готовила бы специалистов к столь непростому служению. Мы беседуем с председателем нового Синодального отдела, епископом Красногорским, викарием Московской епархии, Владыкой Иринархом (Грезиным). Ирина Воробьева – Владыка, что является сегодня первоочередной Вашей задачей? МОЛИТВА О ЗАКЛЮЧЕННЫХ– Главным на сегодняшний день в нашей Церкви является кадровый вопрос. Нужно готовить тюремных священнослужителей – тюремных капелланов, которые на постоянной основе несли бы послушание в местах лишения или ограничения свободы – в тюрьмах, колониях, СИЗО. Второе – это необходимость продолжения строительства тюремных храмов, причем не только для заключенных. Многие сотрудники исправительных учреждений исповедуют себя православными или, по крайней мере, причисляют себя к носителям православной культуры. А если это так, то им тоже необходим храм – место евхаристического общения, вокруг которого складывается община. Храмы должны строиться с каноническими иконостасами, а не только силами заключенных, когда, допустим, икону пишет человек, более-менее владеющий художественной специальностью, но при этом его состояние внутренней депрессии, или обиды на людей в погонах, а иногда и на весь мир, отражается в иконописном образе, создавая совершенно иное настроение у молящихся. И третья задача – ведение духовно-просветительской работы среди заключенных силами верующих мирян, которые вместе со священнослужителями тоже должны трудиться на поприще тюремного служения, помогая оступившимся людям вновь обрести себя как личность, сотворенную Богом и наделенную образом и подобием Божиим. – А какие образовательные учреждения уже готовят, и будут готовить людей для несения послушаний в тюрьмах? – Во всех православных семинариях изучается предмет «Нравственное богословие», освоив которое человек способен ответить практически на все вопросы нашего жизненного бытия в сфере морали и этики. Все возникающие на этом пути проблемы суть вопросы Нравственного богословия, которое содержит в себе евангельское учение о христианской нравственности и применимо ко всем видам церковного служения. Например, каким должно быть наше отношение к человеку, оказавшемуся в беде – к заключенному в узах? Нравственное богословие отвечает блаженными словами Господа Иисуса Христа, обращенными к нам со страниц Евангелия от Матфея: «Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо … был болен, и вы посетили Меня; в темнице был Я, и вы пришли ко Мне» (Мф. 25, 34, 36). «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25, 40). А к тем, кто отвергал в нашей земной жизни оказание помощи своим ближним, обращены другие грозные евангельские слова: «Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо … был наг, и вы не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня» (Мф. 25, 41, 43). «Истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (Мф. 25, 45). Потому что заключенные, как и другие нуждающиеся в нашей помощи люди, виноваты они или невиновны перед обществом, пребывают в беде и скорби, и к тому же лишены на время заключения определенных прав и свобод. Не будет, конечно, излишним для людей, несущих послушание на режимных объектах, каковыми являются места лишения свободы, освоить и некоторые специальные предметы, в числе которых может быть психология заключенных и другие дисциплины. Лишенный свободы человек, как правило, обостренно чувствует фальш в отношении к себе. Находясь в среде, где сконцентрировано много зла, сквернословия и всякого рода грубостей, он сразу же чувствует насколько заботливое или фальшивое к нему отношение со стороны священника. А если священник как человек не вызывает к себе доверия, то на исповедь к нему не подойдут не только заключенные, но и свободные граждане в миру. А для работы с подростковой преступностью помимо пастырских навыков требуется дополнительное педагогическое образование или хотя бы некие педагогические навыки. Священнику необходимо знание психологии ребенка и умение общаться с малолетним преступником на понятном языке без сухости нравоучений и схоластических утверждений в вопросах веры. Тюремное служение требует дополнительного образования и понимания психологии заключенного, находящегося по ту сторону колючей проволоки. Господь Иисус Христос, проходя вблизи от Галилейского моря, увидел «двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф. 4, 18-19). Чтобы иметь успех в духовно-пастырском попечении о заключенных, нужно носить в себе сострадательную жертвенную любовь к оступившемуся в жизни страдающему, а зачастую и глубоко падшему человеку, утратившему в себе образ Божий. «Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? … Не так же ли поступают и язычники?» (Мф. 5, 46-47), – спрашивает Господь и отвечает: «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного» Мф. 5, 44-45). Не следует отправлять священника на тюремное служение в ближайшую от прихода колонию в добровольно-принудительном порядке без предварительной подготовки, как это происходит зачастую сейчас. Нужно готовить кадры, в том числе и путем отбора наиболее способных и подходящих для тюремного служения, ибо не каждый способен трудиться среди заключенных. Но прежде всего, необходимо уделить несколько большее внимание тем священнослужителям, которые уже сегодня трудятся в местах лишения свободы и смиренно несут тяжкий крест пастырского тюремного служения. И необходимо устраивать образовательные выездные семинары и создавать специальные программы обучения на базе духовных семинарий как в Москве, так и в регионах. – А какую епархию Вы выделили бы как наиболее успешную в деле тюремного служения? – На сегодняшний день затруднительно сказать, где успешнее работа идет. Легче сказать, где со стороны Преосвященных архипастырей этому направлению уделяется наиболее достойное внимание. Такими епархиями являются Саранская, Екатеринбургская, Пермская, Саратовская, Камчатская и многие другие. Сейчас трудно представить колонию или тюрьму, куда не было бы доступа для священнослужителей Русской Православной Церкви. Однако духовно-пастырская работа в каждой епархии ведется обособленно, отдельно от других. Отсутствует общение между собой и обмен опытом служения тюремных священнослужителей разных епархий. Взаимосвязи между ними практически нет, за исключением, пожалуй, секции на Рождественских чтениях в Москве. На этой площадке действительно собираются люди со всей страны. Они вместе встречаются, беседуют, делятся своим опытом и изучают опыт других в области тюремного служения. Но это бывает только один раз в год. Важнейшая задача для нас сегодня – объединить православное тюремное служение в единое движение и вместе с тем понять, какими реальными человеческими ресурсами среди духовенства и верующих мирян мы располагаем? И тем не менее, на сегодняшний день в тюремном служении нет централизованного управления: работа священнослужителей в одной епархии по-прежнему остается неведомой для клириков другой. Синодальный отдел по тюремному служению призван придать работе в епархиях некое централизованное направление, не умаляя при этом роли Правящих Архиереев, на которых лежит вся тяжесть осуществления тюремного служения на местах. Нам также необходимо создать специальную образовательную систему, включающую проведение конференций, семинаров, встреч, слушаний, аналогичных Рождественским чтениям, но только на епархиальном – региональном уровне, которые предоставляли бы возможность священнослужителям и верующим мирянам, осуществляющим тюремное служение на местах, знакомиться с тем, что происходит в Москве и в других епархиях нашей Церкви, а также знать зарубежный опыт служения тюремных капелланов. Необходимо объединять тружеников тюремного служения, которые имеют доброе желание работать в этом направлении, и помогать развитию широкого движения православного тюремного служения в нашей стране. – Иными словами, священников, которые бы постоянно работали с заключенными, пока что нет? – Тюремных священников, несущих послушание в тюрьмах, у нас много. Однако вопрос о тюремных капелланах, способных нести тюремное служение на постоянной основе, был поднят только сейчас в связи с возрождением военного духовенства в Вооруженных Силах России. Но в отличие от армии у нас, в пенитенциарных учреждениях, ситуация сложнее, поскольку иные режимные условия и другая среда – можно сказать, что это «армия» в кавычках, состоящая из незаконопослушных людей. Самая больная тема в решении проблемы тюремных капелланов – кому должны подчиняться тюремные священники: начальнику колонии, в которой будет служить священнослужитель на постоянной основе в качестве тюремного капеллана, или же Правящему Архиерею, в канонической юрисдикции которого он находится, как это и существует в настоящее время? – И каково ваше мнение? – До революции Православие было государственной религией и Русская Православная Церковь была тесно связана с государством, поэтому и тюремные священники были частью системы мест лишения свободы. Сейчас Церковь отделена от государства, значит и тюремные священники, несущие послушание среди заключенных, должны быть в подчинении не тюремного руководства, а нашей Церкви. Полагаю, что накопленный нами в течение двух десятилетий опыт тюремного служения на постсоветском пространстве нельзя бездумно перечеркивать. Следует продвигаться вперед с учетом накопленной в эти годы практики вхождения Церкви и ее дальнейшего пребывания на постоянной основе в местах лишения (ограничения) свободы. – Владыка, Вы восемь лет руководили Пермской епархией, на территории которой находятся несколько тюрем. Как работали с заключенными в Пермской области? – Действительно, 46 пенитенциарных учреждений находится на территории Пермской епархии, управлять которой до назначения в Синодальный отдел тюремного служения мне довелось в течение восьми лет. В этих учреждениях исполнения наказаний служат более 8 тысяч сотрудников ГУФСИН по Пермскому краю, и содержится более 27,5 тысяч заключенных. По количеству мест лишения свободы Пермский край занимает третье место в стране после Красноярска и Екатеринбурга. Еще совсем недавно – лет десять тому назад в Пермском крае было заключенных более 70 тысяч. На территории исправительных учреждений ГУФСИН России по Пермскому краю действуют 9 православных храмов, 3 часовни и 28 молитвенных комнат. В 26 пенитенциарных учреждениях Пермского края несут пастырское служение 22 священнослужителя, право нахождения которых в местах лишения (ограничения) свободы утверждено указом Правящего Архиерея и начальником ГУФСИН России по Пермскому краю. В Северном благочинническом округе задействовано 9 священнослужителей, в трех благочиннических округах города Перми – 7 священников, в Кунгурском благочинническом округе – 3, в Добрянском округе – 1, в Верещагинском – 1 и в Коми-Пермяцком округе – 1. Согласно статистике в 2009 году в пенитенциарных учреждениях Пермского края священнослужители совершили 331 богослужение, из них: 142 Божественных Литургии и 189 молебнов. Таинство Крещения приняли 511 заключенных. В Таинстве Покаяния (Таинство Исповеди) участвовали 672 заключенных, из которых допущено к Таинству Причащения 310 человек. 86 человек изъявили желание принять участие в Таинстве Елеосвящения (Соборования). Совершено также 3 браковенчания. Тюремные священнослужители произносили публичные проповеди и провели с заключенными 1012 индивидуальных бесед в местах лишения свободы. Организовали 3 благотворительных концерта. Основные мероприятия епархиальной Комиссии по взаимодействию с ГУФСИН по Пермскому краю, членам которой поручено контролировать православное тюремное служение, были направлены на укрепление служения тюремного духовенства как важнейшего инструмента духовно-пастырского окормления православных сотрудников в учреждениях ГУФСИН и воцерковления осужденных, пребывающих в местах лишения свободы. Духовенство епархии принимало участие во всех торжественных и значимых мероприятиях ГУФСИН Пермского края. Клирики епархии участвовали в работе круглого стола по вопросам психологической реабилитации сотрудников ГУФСИН, находившихся в командировке на Северном Кавказе. Священнослужители участвовали в Общественном совете при ГУФСИН по Пермскому краю, на котором обсуждались проблемы воспитания и реабилитации несовершеннолетних осужденных в Пермской воспитательной колонии. Духовно-пастырское окормление заключенных осуществляли священники приходских храмов, месторасположение которых находится поблизости от колоний и тюрем. При этом священники одноштатных приходских храмов в сельской местности могут только один или два раза в месяц отслужить Литургию для заключенных в местах лишения свободы. Легче, когда заключенные в тюрьме или колонии окормляются духовенством городских многоштатных приходов, в которых служат несколько священников. Настоятели таких храмов могут чаще посылать священнослужителей служить в тюремной церкви – в каждый воскресный день, а также и во все двунадесятые праздники. Другой вопрос, что в местах лишения свободы всегда действуют определенные режимные условия. В городе Соликамске, например, было достаточно священнослужителей, чтобы совершать богослужения в деревянном храме, построенном в известной тюрьме «Белый лебедь». Однако в прошлом году на имя Святейшего Патриарха поступила жалоба от одного из осужденных на пожизненное заключение по поводу того, что в соответствии с внутренней инструкцией исповедоваться перед священником и причащаться Святых Христовых Таин им разрешено лишь один раз в год. К моему удивлению выяснилось, что это действительно так. В епархии был проведен Епархиальный совет, посвященный духовному окормлению пожизненно осужденных ФБУ ОИК 2 ИК-2 города Соликамска. Результатом обсуждения стала миссионерская поездка священников в данное учреждение, в процессе которой достигнута договоренность о регулярном посещении священниками пожизненно осужденных заключенных. Я полагаю, что к Причастию Святых Христовых Таин священник может не допускать того или иного заключенного по причине совершенных им тяжких преступлений, однако не допускать человека в течение года к Таинству Покаяния (Исповеди перед священником) – это несправедливо и противоречит законодательству о свободе совести и вероисповедания. Конечно, в местах лишения свободы всегда должен быть режим пребывания заключеных. Но ведь тюремный врач общается с осужденными в тюрьме на пожизненный срок, а почему духовный врач – священник не может делать того же? Ведь и священник в качестве исключения может совершить Таинство Покаяния через решетку, лишь бы при этом были предоставлены условия для сохранения тайны исповеди заключенного и неразглашения ее, что лежит в прямой обязанности пастырского душепопечения каждого священнослужителя, где бы и в каких бы условиях он не нес свое послушание как клирик Церкви Христовой. – Но как же тогда для духовно-просветительской работы в тюрьмы и колонии будут допускаться верующие миряне? – Все зависит от руководителей пенитенциарных учреждений и от того, насколько высокое значение они придают служению Церкви, ее духовно-нравственному воздействию на верующего во Христа человека. С каждым годом становится больше тех, кто хотел бы, чтобы Церковь присутствовала в колониях и вносила свой духовно-оздоровительный вклад среди заключенных. Существует хорошая поговорка: «природа не терпит пустоты». Если отсутствуют православные тюремные храмы и духовно-пастырское окормление заключенных со стороны Церкви, то вместо здорового религиозного чувства в сердце человека начинают господствовать жестокость и другие пороки. Появляется пседорелигиозный фанатизм, подменяющий собой религиозность и вероисповедание человека. Недаром Господь напоминает нам, что из человеческого «сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления – это оскверняет человека» (Мф. 15, 19-20) Если в душе человека нет Бога, то там сразу же поселяется зло. В первые годы перестройки, когда для Церкви был открыт доступ к заключенным в местах лишения свободы, священники были вынуждены делать все самостоятельно. Но потом появились тюремные храмы, круг обязанностей священнослужителей значительно расширился и сейчас трудно представить, чтобы у тюремного священника не было помощников из числа верующих мирян, без которых ему просто невозможно совершить в тюремном храме Божественную Литургию. И этих помощников из числа мирян также нужно готовить к особенностям послушания тюремного служения. Я неоднократно представлял к наградам и вручал церковные ордена начальникам колоний за то, что они самостоятельно находили средства на строительство тюремных церквей и старались содействовать Русской Православной Церкви в делах духовно-пастырского окормления заключенных в местах лишения свободы. Православный тюремный храм – это первооснова тюремного служения. Молитвенные комнаты для заключенных – это всего лишь предтечи будущих тюремных храмов. А когда в исправительной колонии появляется построенный храм как место евхаристического общения верующих людей, при нем сразу же появляются священники и их помощники – верующие миряне, без помощи которых священнику приходится совершать церковные Таинства как бы в экстремальных условиях. Верующие миряне облегчают священникам крестоношение тюремного служения. Духовно-нравственное воздействие Церкви на заключенного через церковные Таинства не смогут заменить никакие психологи и никакие врачи, какими бы талантами они не обладали, поскольку эта сфера деятельности принадлежит исключительно Церкви Христовой и ее законно поставленным пастырям. – Как на деле меняется жизнь в тюрьме, в колонии с появлением священника и открытием храма? – Те заключенные, которые посещают церковь, искренне открывая свое сердце Богу, бесспорно, меняются. Остальные же так и остаются за церковной оградой, хотя, возможно, убежденно считают себя православными людьми. В местах лишения свободы картина точно такая же, как и в обычной гражданской жизни: где-то до 80% наших сограждан причисляют себя к Православию, однако церковь посещают редко, чаще всего по необходимости совершения Крещения над детьми, или заказать панихиду по умершим родителям, или ради присутствия на отпевании усопших, провожая их в храме «в путь всея земли». Приведу пример из жизни колонии «Белый лебедь» в Соликамске, где отбывают наказание около двух тысяч заключенных, из которых регулярно посещают храм не более 150-200 человек. Если усилить работу в этой колонии, то процент посещаемости храма будет намного выше. Но проблема заключается еще и в том, что даже эти 10–20 процентов заключенных, которых священнослужители ведут по церковной стезе, оказываются никому не нужными, когда выходят на свободу. В нашей стране нет реабилитационных центров, помогающих освободившимся заключенным хотя бы на первое время обустроиться в жизни. Есть некоторые монастыри и приходы, принимающие заключенных в качестве трудников, но это всего лишь церковные общины, а не реабилитационные центры, где должна быть строгая дисциплина и контроль, как это видим мы в западных странах. Тот, у кого нет семьи и кому некуда ехать домой, выйдя из заключения, нередко снова отправляется на большую дорогу и вновь оказывается в руках криминальных структур. – Известно, что до революции фабрикант Николай Руковишников на свои деньги создал центр реабилитации для малолетних преступников, обучая их различным ремеслам. Что-то подобное возможно в современной России? – Я недавно назначен руководителем Синодального отдела по тюремному служению и пока еще недостаточно хорошо изучил опыт работы ремесленного приюта фабриканта Николая Руковишникова. Поэтому будет преждевременным и не совсем корректным делом с моей стороны рассуждать о результатах работы подобных учреждений. Безусловно, все это чрезвычайно интересно и требует изучения. Но главное состоит в том, что уже сегодня в епархиях нашей Церкви многие священнослужители ведут успешную работу в этом направлении и многое у них получается, если при всем этом находится понимание со стороны силовых структур. В Пермской епархии, которой мне довелось управлять до назначения в Москву, существует детский приют для девочек и мальчиков при Свято-Лазаревском женском монастыре в Верещагино. При приюте действует конноспортивная школа на 200 человек. Когда местная милиция снимает с поездов беспризорников-подростков, то направляет их в этот приют к монастырскому духовнику и он успешно работает с такими ребятами. Подростки вместе с местными казаками учатся верховой езде, обучаются в средней школе, трудятся в монастыре и, повзрослев, получают специальность для трудоустройства в самостоятельной жизни. В нашей отечественной культуре и в нашем историческом опыте имеется немало своих весьма важных и полезных традиций в деле воспитания детей и молодежи, которые нам необходимо беречь и развивать. – А что из зарубежного опыта можно перенять в работе Синодального отдела по тюремному служению? Как Вы относитесь, в частности, к попыткам внедрить у нас такой западный институт как ювенальная юстиция? – Я думаю, что нам в принципе нужно с осторожностью относиться к переносу на российскую почву западных технологий, какими бы прекрасными они не выглядели. Большая часть нашего населения сегодня озабочена вопросом выживания, ибо люди прежде всего думают о том, как заработать на жизнь, чтобы прокормить семью. Экономический кризис добавил проблем к кризису духовности, который мы унаследовали со времён господствовавших в стране атеизма и воинствующего безбожия. Некоторые утверждают, что беспризорных детей в стране стало больше, чем было их после Великой Отечественной войны. В городе Кунгуре Пермского края есть тюрьма, расположенная в бывшем Иоанно-Предтеченском женском монастыре и предназначенная для заключенных, совершивших первое преступление. В эту колонию привели школьников на экскурсию, чтобы показать детям жизнь в тюрьме и оградить их в дальнейшем от совершения преступлений и лишения свободы. Представьте себе – один мальчик в ответ на слова преподавателя сказал: «А мне здесь нравится, потому что здесь кормят». У нас есть и такие глухие регионы, где молодые люди только в армии впервые видят белые простыни. Материально-технические достижения и блага, которыми пользуется западный человек, недоступны для большинства россиян, а при отсутствии определенного материального достатка бесполезно мечтать о достижении высокого уровня культуры. Не говоря уже о городах, во многих наших селах и деревнях «процветает» пьянство. В свое время я активно занимался проблемой алкоголизма и наркомании и как священнослужитель посещал наркологические больницы. В одной из таких больниц мне довелось вести духовно-пастырскую беседу с больным хроническим алкоголизмом по профессии композитором, которому я старался как можно деликатнее говорить о проблеме пьянства. Но он, выслушав меня, заметил: «Батюшка, какая может быть культура у пьяницы?». Конечно, нельзя отрицать многие замечательные достижения западного общества, но также необходимо при этом учитывать отсутствие материального благосостояния в самых необходимых вещах у большинства наших сограждан, образовательное и культурное наследие нашего народа на постсоветском пространстве, особенно в регионах, удаленных от столичных центров. Что касается системы ювенальной юстиции, то она в целом актуальна и теоретически выглядит вроде бы неплохо. А что на практике? Запад к системе ювенальной юстиции шел постепенно – целые столетия потребовались. И даже при этом далеко не все проблемы разрешены удачно. Мне рассказывали, как в одной австралийской семье русского происхождения отмечали какой-то юбилей, было много гостей, среди чего каким-то образом родители обидели ребенка и не уделили ему должного внимания. Ребенок позвонил в полицию, приехали полицейские и согласно законам страны забрали его из семьи. Потребовалось два года, чтобы родители вновь смогли вернуть его в семью, а ребенок все это время находился в ведении соответствующих служб. Представьте себе, если подобное произойдет у нас – перенесите это на нашу российскую действительность. Как у нас финансируется государством решение подобных проблем? Поместить ребенка в один из детских домов, откуда нередко выходят дети, которые пополняют колонии для малолетних преступников. Трудно сказать, где ребенку будет хуже – с родителями в своей семье или в интернате среди обездоленных детей, а может быть и под надзором милиции. У нас общество еще не созрело для широкого введения ювенальной юстиции. Но также нельзя оставлять без внимания страдания детей по причине халатности, а иногда и преступности своих родителей, которых нельзя оставлять безнаказанными, если они действительно виновны. Если родители алкоголики или наркоманы, преступают закон, не заботятся и жестоко избивают своих детей, то за это надо наказывать. Но у нас отсутствует материальное благополучие в стране, которое позволяет правительствам западных стран достойно применять законы и положения ювенальной юстиции. Я не вижу сегодня возможности применения этой системы в нашей стране в полном объеме. Необходимо разумно и с большой осторожностью относится к внедрению технологий ювенальной юстиции, которые, чаще всего, внедряются насильственными методами со стороны апологетов ювенальной юстиции в нашей стране. – Владыка, Вы упомянули, что Вам приходит множество жалоб и на суды, и на тюремное начальство. Какую помощь и кому может оказать здесь Церковь? – Церковь отделена от государства и в современных условиях мы стараемся, прежде всего, облегчить духовно-нравственное состояние заключенных, укрепить их веру в Бога, Который промышляет о судьбе человека, попавшего в беду, помочь ему осознать вину за совершенное преступление закона и восстановить в нем веру в добро и в свои силы. Священнослужители помогают заключенному понять, что тюремная ограда не является непреодолимым препятствием для общения с Богом и получения помощи Божией, заботятся о предоставлении верующим заключенным возможности участия в Таинствах Церкви, таких как Таинство Покаяния (исповеди), Причащения Святых Христовых Таин и других. Обеспечивают лиц, лишенных свободы, духовной литературой – Евангелием, молитвословами, а также предметами религиозной принадлежности, каковыми являются иконочки для заключенного, нательные крестики и другие. Словом, Церковь, которая призвана обеспечить духовно-нравственное воздействие на заключенных, заботиться также и о том, чтобы предоставить им максимум возможностей пользоваться теми религиозными правами и свободами, которые гарантированы Конституцией нашей страны и которых не лишается человек, временно пребывающий в местах лишения свободы. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви гласят: «самым действенным в преодолении преступности призвано быть пастырское служение Церкви, особенно в Таинстве Покаяния. Любому, кто кается в совершенном правонарушении, в качестве непременного условия разрешения от греха священник должен решительно предложить отказаться пред Лицом Божиим от продолжения преступной деятельности. Только таким образом человек будет побужден оставить путь беззакония и вернуться к добродетельной жизни». – А в каких случаях Церковь просит о помиловании осужденных? Насколько к ее мнению прислушиваются госорганы? – Церковь всегда обладала правом «печалования» перед государями о помиловании осужденных, ходатайствует Церковь о помиловании находящихся в узах и сегодня. Вопрос ходатайства Церкви о помиловании видится, прежде всего, в отношении тех заключенных, которые в тюрьмах регулярно посещают православные храмы и своим добрым поведением засвидетельствовали перед Богом и тюремным священнослужителем, что они действительно осознали свою вину, раскаялись в совершенном преступлении и готовы к тому, чтобы заново начать свою жизнь в качестве законопослушного гражданина своей страны и верного сына или дочери Святой Матери Церкви. К сожалению, законодательство нашей страны формировалось в советское время и в нем еще сохранились частично репрессивные факторы по отношению к осужденным гражданам, поэтому и фактор воздействия Церкви не всегда учитывается. В связи с этим очень важно, что создание Синодального отдела Московского Патриархата по тюремному служению совпадает с реформой Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН России) и у нас может быть появится возможность усовершенствовать пребывание Церкви и ее священнослужителей в местах лишения (ограничения) свободы. Полагаю, что и в плане помилования заключенных голос Церкви обретет более весомое значение. – Владыка, а почему не было слышно голоса Церкви во время таких громких дел, как юриста «Юкоса» Светланы Бахминой, юриста Сергея Магнитского, умершего в «Матросской тишине». - Возможно, что просто не было официальных заявлений. Когда к Церкви обращаются за помощью, мы всегда стараемся сделать все, что в наших силах для того, чтобы облегчить участь тех, кто принадлежит к Церкви и помогает ей. Церковь также сострадает с теми, кто вспоминает о Боге только после того, как оказался в беде, и даже с людьми других вероисповеданий, если они обращаются за помощью к православным священникам. Господь принимает покаяние любого человека, начиная от евангельского блудного сына, и заканчивая человеком, который может быть и в церкви никогда не бывал, лишь бы он не был сознательным врагом Церкви и не отворачивался от ее помощи в беде. Я уже говорил, что в нашей системе исполнения наказаний, к сожалению, сохранилось достаточно много репрессивного, от которого нам еще предстоит освободиться. Однако если сравнить положение заключенных настоящего времени и 30-летней давности, то нужно признать, что очень многое изменилось в плане сохранения за заключенными их прав и свобод. Другой вопрос, что иногда руководители УИС сами не хотят этих изменений. В случае неоказания больному медицинской помощи, мы, конечно, стоим на стороне заключенного, а не конвоира. Но мы не можем сократить срок пребывания в заключении или ходатайствовать о переводе лишенного свободы человека из одной колонии в другую. Русская Православня Церковь – не Министерство юстиции и не Генеральная прокуратура, и у нас иные функции и обязанности церковного служения среди заключенных. Церковь не должна выходить на демонстрации с плакатами и лозунгами, чтобы не превратиться в политическую партию или движение. Церковь есть богочеловеческий организм на нашей земле, призванный спасать человека от греха и духовной погибели. – На какие все же финансовые источники Вы рассчитываете в работе Синодального отдела? – Если бы Церковь рассчитывала на какие-либо финансовые источники на постсоветском пространстве, начиная с первых лет перестройки, то мы ничего не смогли бы сделать. В те годы мы принимали порушенные храмы и монастыри, не думая о том, на какие средства будем их восстанавливать. И тем не менее мы видим сегодня, что по всем бескрайним просторам России великолепные архитектурные комплексы монастырей, соборов и храмов сияют своими златоглавыми куполами. Сам Бог помогает нам творить добрые дела и посылает людей доброй воли, которые помогают воплощать в жизнь наше церковное строительство. Полагаю, что и труды Синодального отдела Московского Патриархата по тюремному служению не будут забыты Промыслом Божиим и ресурсы для нашей жизнедеятельности найдутся. По средам в 17-00 в храме Святителя Николая Мирликийского в Заяицком города Москвы совершаются молебны о здравии и милосердии по отношению к заключённым и их семьям, с пением Акафиста святителю Николаю Мирликийскому, Чудотворцу и сугубой молитвой «о всех в темницах и узах пребывающих». (Адрес: Москва, 2-й Раушский пер., 1-3/26, стр.8; проезд: м. «Новокузнецкая», трамв. 3, 39, ост. «ул. Осипенко»). В последнее воскресенье каждого месяца в течение всего года в 9-00 утра в летние месяцы или в 10-00 утра в остальное время года совершается Литургия для родственников заключенных с сугубой молитвой «о всех в темницах и узах пребывающих». Богослужение возглавляет викарий Московской епархии, председатель Синодального отдела Московского Патриархата по тюремному служению епископ Красногорский Иринарх Беседовала Ирина Воробьева 29 июня 2010 года Москва |